Семь шагов к счастью

Глава 1.

Погода с самого утра была хуже некуда. Холодный ветер беспощадно качал деревья и срывал с них последние пожелтевшие листья. Природа, казалось, готовилась к долгой зимней спячке, и яркое солнышко постепенно уступало свое место серым тучам.

В большом роскошном доме известного политика и предпринимателя Мартина Никса все суетились, бегая вверх и вниз по бессчетному количеству мраморных ступеней. Кто-то негромко выкрикивал распоряжения, а другие, тихо бормоча, их исполняли. На кухне шумно кипели кастрюли, и злобно шипели сковородки. А в просторной, светлой гостиной красиво расставляли фарфоровые тарелки, серебряные блюда и хрустальные бокалы на белоснежной скатерти, предназначенной для торжеств.

И вот большие старинные часы пробили шесть, а обитатели дома засуетились еще быстрее, ведь через четверть часа мистер Никс вернется с работы, а значит, все должно выглядеть как обычно идеально к его приходу.

Дебора Никс, завершив все свои обязанности по хозяйству, надела красивое черное платье, прекрасно подчеркивающее ее узкую талию и стройные ноги. Одна из горничных собрала ее роскошные каштановые волосы, отливающие бронзой, в элегантную прическу. Супруга мистера Никса подвела красивые карие глаза черным карандашом, отчего они стали еще выразительнее, аккуратно нанесла румяна и накрасила губы красной помадой. Такой ее любил видеть муж.

Надев дорогие украшения и черные туфли на высоком каблуке, она неторопливо спустилась к парадному входу. Здесь, отодвинув тяжелые шторы, Дебора ждала, что вот-вот раскроются тяжелые кованые ворота, и появится черный роллс-ройс.

По спине пробежал противный холодок от предстоящей встречи.

Именно эту часть суток, начиная с момента возвращения мистера Никса домой и до половины девятого следующего утра, когда он опять уезжал на работу, его супруга ненавидела больше всего. От одного голоса мужа или запаха парфюма к горлу подступал болезненный ком. Когда же его ледяные голубые глаза смотрели на нее, Дебора еле сдерживала нервную дрожь.

Ворота открылись. Однако вместо машины мужа появился серый форд его помощника и правой руки — Клауса Хэнкса.

Последний много лет работал на мистера Никса. Довольно высокий, со строгими чертами на безэмоциональном лице, Хэнкс чинно прошествовал в гостиную.

— Чему обязана, мистер Хэнкс? — поприветствовав неожиданного гостя, спросила Дебора.

Человек, лицо которого всегда оставалось невозмутимым, что бы ни произошло, поднял на нее ничего не выражающие глаза и ровно ответил:

— Мистер Никс в центральном госпитале. Вам следует там показаться, — добавил он так, будто беседует о погоде.

— Что случилось? — Дебора присела на краюшек кресла напротив Хэнкса.

Нельзя сказать, что известие ее сильно взволновало. Скорее, удивило. Надо же, оказывается происходят в мире случайности, не запланированные ее мужем заранее. За столько лет совместной жизни она уже начала привыкать, что обычно события подстраиваются под высокие требования мистера Никса, а не наоборот.

— Дорожное происшествие, — ответил как ни в чем ни бывало равнодушный собеседник. — Им уже занимаются лучшие специалисты. Однако прессе стало известно об аварии, она облепила все входы и выходы клиники. А потому Вас непременно должны там видеть.

Деборе стало тошно. От его слов, от безразличного тона, каким все это было преподнесено. Мартин и его приближенные всегда играют на публику. Можно было бы уже привыкнуть и к этому. Но миссис Дебора все еще дергалась от неприязни каждый раз, когда ей предлагали сыграть роль любящей супруги, при этом подчеркнуто отмечая, что ее жизнь является всего лишь спектаклем, создающим видимость счастливой семейной жизни.

И даже сейчас, возможно находясь между жизнью и смертью, Мартин и Клаус думают только о том, как преподнесут все случившееся репортеры, и что скажут люди. Те самые толпы, которых Мартин, по сути открыто презирал, относясь к ним лишь как к полезному ресурсу в продвижении вверх в его любимой пирамиде власти и денег.

***

Огромное холодное здание госпиталя действительно было окружено журналистами, бесчисленным роем снующими вокруг в поисках эксклюзивных новостей.

Клаус Хэнкс проталкивал Дебору ко входу клиники, демонстративно игнорируя представителей прессы. Лишь изредка вполголоса произносил он одну и ту же фразу:

«Миссис Никс позже ответит на все ваши вопросы».

Ну конечно. Чуть позже специально назначенные на эту должность люди научат Дебору, как и что говорить на интервью. Они взвесят все нюансы и выведут те ответы, которые принесут наибольшую выгоду ее дорогому супругу.

Мартин все еще находился в операционной. Дебора ждала, сидя в длинном коридоре с мерцающим светом искусственного освещения. Прислонившись спиной к белой, холодной стене, она бездумно следила на проходящими мимо людьми в светлых медицинских формах.

Деборе было трудно разобраться в своих чувствах. Она уже давно призналась себе в том, что ненавидит Его. Не злостно, не той безумной ненавистью, которую испытываешь к дорогому тебе человеку, из раза в раз поступающему жестоко с твоими чувствами. Нет. Ненависть миссис Никс была ровной. Настоящей. Въевшейся в саму кровь замораживающим потоком. Ледяной и теперь уже вечной. Она много раз представляла, какой была бы ее жизнь без Мартина. Спокойной, размеренной… счастливой.

Но, нужно отдать Деборе должное, она никогда, даже в минуты самого горького отчаяния не желала ему смерти.

Просто не умела. Такой уж она была создана.

Сейчас Дебора молча бродила по полупустому коридору больницы. Мысли путались, вынуждая ее идти, без конкретной цели. На мгновение ее взгляд случайно задержался на стеклянном окне одной из палат.

Оно было витринное, открывающее обзор на изнуренного длительной болезнью человека лет тридцати, лежащего на узкой больничной койке. Ему можно было дать от силы лет тридцать. Мужчина был ужасно бледен, под глазами разрослись темные круги, а синюшные губы были приоткрыты так, будто ему необходимо что-то сказать. Однако тяжелое прерывистое дыхание не оставляет для этого ни шанса. Внезапно их взгляды встретились.

Его темно-карие глаза поразили Дебору. Несмотря на болезнь, они не потухли. Эти светящиеся жизнью радужки были полны желания бороться. Она смотрела и чувствовала, как мимолетная зависть тронула на миг ее усталую душу. Дебора завидовала незнакомцу. Борьба. Желания. Воля… Сама она давно уже опустила руки. После многочисленных тщетных попыток чего-то добиться от жесткого деспота, с которым непоколебимому року было угодно связать ее судьбу, Дебора поняла, что дальше сражаться просто не имеет смысла.

А незнакомец продолжал упорно смотреть ей в глаза, не отрывая взгляда. Словно ее тоскливый взор загипнотизировал его. Вскоре и сама Дебора задрожала от необъяснимой мистической связи, невидимыми нитями, переплетающей не только их тянущиеся друг к другу взгляды, но казалось бы и сами души.

А потом все вдруг резко прекратилось. Запищали датчики, подбежали люди в белых халатах. Они пытались помочь человеку, чья жизнь покидала бренное тело под душераздирающий визг бесчувственной аппаратуры. Врачи и медицинские сестры делали какие-то инъекции, проводили сложные манипуляции, вновь и вновь пытаясь запустить сердце этого сильного духом человека. Электрические разряды и массаж сердца, снова уколы, интубация… Но все уже было без толку. На секунду время словно остановилось, и наступившую тишину прорезал леденящий своей обреченностью монотонный звук — прямая линия на мониторе аппарата, отмеряющего жизненно необходимые удары сердца. Конец.

Пережитое вместе с незнакомцем, который за такой короткий миг будто стал ей родным, шокировало Дебору. Она стояла как вкопанная, не в силах сдвинуться с места.

— Палата Мартина не тут, — раздался за спиной певучий женский голос, который Дебора узнала бы из тысячи.

Он-то и вернул миссис Никс к реальности. Повернувшись, она одарила презрительным взглядом девушку с огненно рыжими волосами. Перед Деборой во всей своей гламурной красе стояла Сессилия. Секретарша ее мужа. С тех пор, как эта змея появилась в жизни Мартина, он стал еще невыносимее обычного. Естественно, Дебора все понимала. Однако девушки в любом случае уже с первого дня невзлюбили друг друга.

— Ты ведь надеешься, что он не выкарабкается? — выплюнула Сессилия со всей своей ядовитой злостью.

— То, что я думаю, тебя никак не касается, — спокойно ответила Дебора.

— Хм, — хмыкнула Сессилия, — а с Мартином ты не такая смелая, — усмехнулась она искусственно надутыми губами, окидывая Дебору пренебрежительным взглядом своих лукавых глаз.

— Ты не Мартин, — напомнила зазнавшейся дамочке миссис Никс, а затем, шагнув поближе, сжала кулчачки, добавив, — и если не хочешь, чтобы журналисты запечатлели, как я расцарапаю твое наглое личико, лучше попридержи язык, Сессилия, — выпалила Дебора на одном дыхании.

Секретарша Мартина хотела было что-то возразить, но не решилась. Вероятно, во взгляде Деборы она прочла нечто такое, что убедило ее не лезть сегодня на рожон. И Сессилии пришлось, поджав губы, быстро ретироваться, звонко стуча высоченными каблуками.

С минуту Дебора провожала соперницу мрачным взглядом. В нем нельзя было прочесть победного ликования.

Увы, миссис Никс давно уже не за что было сражаться. Не за кого. Человек, который официально считался ее супругом, не вызывал в ней и толики чувств, способных пробудить ревность к красивой конкурентке. Осталась лишь гордость собственницы. Именно оно — чувство собственного достоинства и вынуждало Дебору изо дня в день держать удар перед вот такими вот выскочками.

Тряхнув головой, миссис Никс обернулась к дверям палаты. Они резко распахнулись, выпуская больничную каталку. Дебора не сразу осознала, куда подевалась кушетка со скончавшимся парнем. Лишь через секунду, не обнаружив в палате таинственного незнакомца, покинувшего ее, так и не познакомившись по-настоящему, Дебора вернула потухший взор к отъезжающей в сопровождении медицинского персонала каталке. Поверх нее явственно проступали очертания, бывшие когда-то человеческой фигурой. Сейчас же оно, покрытое с головой белоснежной простыней, уезжало готовиться в свой последний путь.

Почему-то в памяти всплыла скатерть, накрытая дома в ожидании ненавистного хозяина дома. Такая же белая, символизирующая чистоту и невинность, а на деле являющаяся свидетелем самых жутких мгновений существования.

Этим вечером в широкой гостиной семьи Никс царит опустошенность. Посуда, дотошно правильно расставленная для Мартина, внушающего благоговейный страх и трепет всем домочадцам, так и лежит без применения. Как и нетронутые блюда, приготовленные исключительно в соответствии со вкусом хозяина.

Но в данный, вероятно, судьбоносный момент их жизни, Дебору волновало не это. Не то, вернется ли Мартин Никс в свой дом. Ей было жаль совершенно другого человека. Того, кто так хотел жить! И, очевидно, ему было ради чего или ради кого бороться. Несомненно, в одном из этих бесконечных коридоров его ждали искренне любящие люди, которым теперь предстоит оплакивать дорогого сердцу друга.